Одной из ярких черт стиля прозаических произведений М.Ю.Лермонтова является транспозиция временных значений глагола. Она характеризует как речь автора, так и речь персонажей, делая ее более выпуклой и динамичной. Противоречие между контекстной темпоральностью и грамматическим значением представленной в нем формы создает определенный стилистический эффект, направленный на выражение более тонких нюансов процессуальности.
Картина мира, моделируемая в тексте, оказывается пропущенной через индивидуальное сознание автора, что и определяет имплицитно или эксплицитно выраженное присутствие субъекта речи в любом речевом произведении. При этом авторское слово вводится в косвенной форме (имплицитный автор) или персонифицируется (экс- плицитный автор). Имплицитный автор – это повествовательная инстанция, не воплощенная в художественном тексте в виде персонажа-рассказчика, но воссоздаваемая читателем в процессе чтения как подразумеваемый образ автора, или псевдоавтор. Под эксплицитным же автором понимается образ рассказчика, ведущего повествование от своего лица, т.е. «фиктивный» автор всего произведения или его части, выступающий в качестве персонажа мира художественного текста. Именно «фиктивный» автор присутствует в анализируемом нами романе М.Ю. Лермонтова. Уникальность данного произ- ведения состоит в том, что в нем есть три эксплицитных автора: странствующий офицер, Печорин и Максим Максимыч. В первой части романа (новеллы «Бэла» и «Максим Максимыч») действуют все трое, но повествование автора перемежается только с повествованием Максима Максимыча, которому как рассказчику принадлежит в «Бэле» ведущая роль. Вторая часть романа включает три новеллы («Тамань», «Княжна Мери» и «Фаталист»), объединенные образом Печорина; это его записки, сопро- вождаемые предисловием автора, его журнал и дневник. В романе М.Ю. Лермонтова мы имеем дело с субъективированным повествованием, формально выраженным первым лицом единственного числа, которое ведется персонифицированным рассказчиком: он либо излагает собственную историю, либо описывает события, которые сам наблюдал[1].
Каждому персонажу-рассказчику присуща особая, смоделированная автором художественного произведения коммуникативная стратегия. Под коммуникативной стратегией мы, вслед за Т.В. Губернской, понимаем «совокупность представлений адресанта об оптимальной для него модели коммуникации, включающей в себя понятия цели, позиции и прагматических интересов, а также о путях реализации этой модели в общении. Коммуникативная стратегия – одна из важнейших черт повествователя, именно она позволяет автору художественного произведения моделировать речевое поведение персонажей-рассказчиков».
Рассмотрим основные виды транспозиции временных значений глагола на материале романа М.Ю. Лермонтова «Герой нашего времени».
Настоящее время при обозначении будущих действий имеет две разновидности. Первая разновидность – настоящее время намеченного действия. Контраст между значением будущего, обусловленным контекстом, и значением формы настоящего времени ослабляется модальными оттенками намерения, готовности, решимости осуществить действие или уверенности в том, что оно произойдет. В произведении М.Ю.Лермонтова это одна из наиболее заметных разновидностей транспозиции настоящего времени:
— Я вам говорю, что он здесь, я это чувствую… я отдаю (= отдам) вам свою голову, если его здесь нет!..[2]
В данном употреблении выступают глаголы, которые могут обозначать действие преднамеренное, зависящее от воли субъекта, такие как идти, ехать, вылетать, отправляться, возвращаться, обедать, ужинать, завтракать, пировать, встречать, начинать, брать, получать, посылать и др. Например:
— … Я виноват перед тобою и должен наказать себя: прощай, я еду (= поеду) – куда? Почему я знаю?[3]
В этой сцене прощания с Бэлой Печорин только собирается уезжать, однако чтобы показать всю свою решимость к разрыву отношений и тем самым приблизить Бэлу к себе, он использует глагол в форме настоящего времени.
Часто в подобных случаях обстоятельства времени в контексте уточняют, что речь идет о действиях, которые совершатся после момента речи:
-… Поезжай и скажи, что послезавтра я его жду (= буду ждать) к себе в гости[4].
Вторая разновидность – настоящее время воображаемого действия. Говорящий рисует картину будущих действий, которые предстают как протекающие перед его глазами.
Вообразите же, что вы встречаетесь (= встретитесь)с ней потом, через несколько времени, в высшем обществе; встречаетесь где-нибудь на бале… Она танцует (= будет танцевать). Около вас льются (= будут литься) упоительные звуки музыки, сыплется (= будет сыпаться) остроумие высшего общества[5].
Грамматическая основа образного представления воображаемых действий – категориальное значение формы настоящего времени – та же, на которой в настоящем историческом строится метафорическая передача прошедших действий.
В настоящем историческом форма настоящего времени используется в рассказе о прошлом как средство образной актуализации прошедших событий. Настоящее историческое как живой и непосредственный прием актуализации прошедших событий (когда действия изображаются так, как будто они протекают перед глазами говорящего) характерно для устной речи в условиях непосредственного общения, соответственно для прямой речи персонажей:
— Раз приезжает (= приехал) к нам сам старый князь звать нас на свадьбу …[6]
В таких случаях в контекст обычно вставляются разного рода уточнения обстоятельств прошедших действий: как-то, раз, однажды, в то время и т.п.
Данная форма используется Лермонтовым и в авторской речи. Он рисует иногда целые картины, используя настоящее историческое:
…Он остался дома, бродит (= бродил) по комнатам, ищет (= искал) рассеянья, обрывает (= обрывал) клочки раскрашенных обоев; … он идет (= пошел) в ту сторону и вступает (= вступил) в небольшую комнату…[7]
В условиях литературного авторского повествования настоящее историческое обычно перестает быть непосредственным актом метафорического представления прошлого как происходящего перед глазами говорящего (пишущего). Настоящее историческое в подобных условиях используется лишь как один из возможных временных планов повествования, связанный с экспрессивной образностью.
Яркий стилистический эффект создает и транспозиция будущего времени. Так, показателем разговорности речи является использование форм будущего времени в значении прошедшего. М.Ю.Лермонтов обычно включает подобные примеры в речь своих персонажей из простого круга. Такова, например, незатейливая речь Максима Максимыча:
-…Все иззябнут, устанут (= устали, иззябли) – а ему ничего[8].
Если контекст ограничивает временные рамки действия планом прошедшего времени (обычно с помощью слова бывало, то употребление формы будущего простого всегда является переносным:
-…И девушки не те стали… бывало, слово лишнее услышат – покраснеют (= слышали – краснели) …[9]
Основой такого употребления является функция настоящего неактуального, реализующаяся в контексте со значением прошедшего времени.
Форма будущего простого времени глагола может выступать в переносном употреблении в контексте настоящего неактуального:
— Что вы ко мне никогда не заедете (= не заезжаете)? – говорили ему[10].
— Хорошо вам радоваться, а мне так, право, грустно, как вспомню (= вспоминаю)[11]
Форма будущего сложного, как правило, реализует свое категориальное значение в прямом употреблении. Однако возможно и переносное употребление этой формы. В произведениях М.Ю.Лермонтова такие значения весьма редки. Это может быть, например, употребление формы будущего сложного в контексте абстрактного настоящего, модальные оттенки которого связаны со значением будущего времени. Это обычно оттенок уверенности в постоянной готовности субъекта к осуществлению действия:
… Первым делом ему нужно гнилой товар продать, три года будет врать божиться, плакать (= врет, божится, плачет), – подсовывать (= подсовывает) гнилое, покуда и свежее у него не сгниет[12]
В подобных случаях модальный оттенок подчеркивается лексическим выражением длительности (битый час, три года, целый день): утверждается, что субъект готов осуществить (и постоянно осуществляет) даже исключительные по своей длительности действия.
Формы прошедшего времени глаголов могут выступать при обозначении будущих действий. Контекст указывает на будущее, форма же прошедшего времени сохраняет свое категориальное значение. В результате объективно будущее действие представляется так, как будто оно уже осуществилось. Особенно часто в таком употреблении выступают формы прошедшего времени глаголов погибнуть, пропасть. В произведениях М.Ю.Лермонтова такая разновидность транспозиции прошедшего времени встречается редко:
— …Если мы пойдем далее, то, не зная окрестностей, забредем бог знает куда и попадемся в руки казаков; тогда я неизбежно погиб (= погибну)[13]
— …Если вы теперь не скажете, что мы знаем их намерения, то все пропало (= пропадет)[14]
Формы глаголов прошедшего времени могут использоваться в значении абстрактного настоящего для наглядной конкретизации обычного действия. Демонстрируется единичный факт, который представлен так, как будто он уже осуществился, но контекст указывает на то, что такие факты обычны, причем их обычность отнесена к широкому плану настоящего:
— Экой разбойник! – сказал второй казак, — как напьется чихиря, так и пошел крошить (= начинает крошить) все, что ни попало… [15]
Итак, прозаические произведения М.Ю.Лермонтова дают богатый
материал для изучения русского глагола, в частности, выявления особенностей
функционирования и транспозиции в художественной речи его временных значений.
Анализ романа «Герой нашего времени» показал, что для прозы М.Ю.Лермонтова
характерны все основные переносные значения форм времени русского глагола.
Однако самыми продуктивными и яркими при этом являются значения настоящего
исторического, будущего в значении настоящего неактуального, прошедшего в
значении настоящего абстрактного неактуального. Расхождение языкового значения
со значением контекста при транспозиция времен глагола придает произведениям
Лермонтова особую яркость, динамику и экспрессивность.
[1] Урумашвили, Е.В. Повествователь как реализатор прагматических функций форм времени глагола в художественном тексте (на.материале романа М. Ю. Лермонтова «Герой нашего времени») / Е. В. Урумашвили // Вестник Южно-Уральского государственного университета. Серия «Лингвистика». — Челябинск, 2008. — № 1 (101). — Вып. 6. — С. 91
[2] Лермонтов М. Ю. Герой нашего времени // Сочинения : в 2 т. М. : Худож. лит., 1990. — Т. 2.- С.23
[3] Лермонтов М. Ю. Герой нашего времени // Сочинения : в 2 т. М. : Худож. лит., 1990. — Т. 2.- С.10
[4] Лермонтов М. Ю. Герой нашего времени // Сочинения : в 2 т. М. : Худож. лит., 1990. — Т. 2.- С.37
[5] Лермонтов М. Ю. Герой нашего времени // Сочинения : в 2 т. М. : Худож. лит., 1990. — Т. 2.- С.41
[6] Лермонтов М. Ю. Герой нашего времени // Сочинения : в 2 т. М. : Худож. лит., 1990. — Т. 2.- С.4
[7] Лермонтов М. Ю. Герой нашего времени // Сочинения : в 2 т. М. : Худож. лит., 1990. — Т. 2.- С.44
[8] Лермонтов М. Ю. Герой нашего времени // Сочинения : в 2 т. М. : Худож. лит., 1990. — Т. 2.- С.4
[9] Лермонтов М. Ю. Герой нашего времени // Сочинения : в 2 т. М. : Худож. лит., 1990. — Т. 2.- С.16
[10] Лермонтов М. Ю. Герой нашего времени // Сочинения : в 2 т. М. : Худож. лит., 1990. — Т. 2.- С.12
[11] Лермонтов М. Ю. Герой нашего времени // Сочинения : в 2 т. М. : Худож. лит., 1990. — Т. 2.- С.27
[12] Лермонтов М. Ю. Герой нашего времени // Сочинения : в 2 т. М. : Худож. лит., 1990. — Т. 2.- С.62
[13] Лермонтов М. Ю. Герой нашего времени // Сочинения : в 2 т. М. : Худож. лит., 1990. — Т. 2.- С.81
[14] Лермонтов М. Ю. Герой нашего времени // Сочинения : в 2 т. М. : Худож. лит., 1990. — Т. 2.- С.120
[15] Лермонтов М. Ю. Герой нашего времени // Сочинения : в 2 т. М. : Худож. лит., 1990. — Т. 2.- С.59
