Если исходить из данных, полученных в ходе работы с материалом исследования, то можно однозначно утверждать, что в творчестве Василия Васильевича Капниста и Ивана Ивановича Дмитриева количественно доминируют случаи перестановки дополнения (см. Таблицу 1); в то же время из таблицы видно, что в текстах рассматриваемых поэтов общее число примеров инверсии главных членов уступает в сравнении с другими видами. Различие есть и в пропорциях соотношения примеров инверсии определения и обстоятельства: если в лирике Капниста количество инверсии определения незначительно преобладает над примерами инверсии обстоятельства, то у Дмитриева данная диспропорция более существенна. Следовательно, можно заключить, что в плане процентного распределения типов инверсии по синтаксической природе, лирика двух сентименталистов – В.В. Капниста и И.И. Дмитриева – имеет относительное сходство.
Таблица 1.
В.В. Капнист И.И. Дмитриев Дополнение 47 45 Обстоятельство 20 19 Определение 23 30 Главные члены 10 6
Перейдём к подробному рассмотрению особенностей функционирования инверсии в поэзии каждого автора.
В поэзии В.В. Капниста инверсия дополнения была обнаружена в 47 случаях из ста примеров. Как правило, этот тип инверсии выполняет версификационную функцию, что можно видеть в отрывке из стихотворения «Закат солнца»:
Уж солнышко садится
За дальный неба круг,
И тень с горы ложится
На пестровидный луг (В.К. Закат солнца).
Если лексему небо поставить в положение, соответствующее прямому порядку слов, то есть в постпозицию по отношению к лексеме круг, то здесь неотвратимо произойдёт нарушение ритмической структуры всего стихотворения, которое станет фактически нечитаемым.
Функция по сохранению ритма не единственная, которую выполняют инверсии дополнения в поэзии В.В. Капниста. Например, в стихотворении «Приближение грозы» инверсия выполняет эстетическую функцию, делая речь более поэтичной:
Ветр покуда не засеял
Градом ваших нив, лугов
И по терну не развеял
Дорогих земли даров (В.К. Приближение грозы).
Перестановка инверсированного члена предложения в исходное положение с синтаксической точки зрения ничего в плане ритмической структуры по сути не меняет. В этом четверостишии, а именно в его последнем стихе, постановка дополнения земли в любое положение из возможных сохраняет неизменным четырёхстопный хорей. Значит, говорить об версификационной функции здесь оснований нет.
Инверсия обстоятельств в лирике Капниста отмечается в двадцати примерах. Она выполняет в основном формальные функции. Например:
Уж солнышко садится
За дальный неба круг,
И тень с горы ложится
На пестровидный луг (В.К. Закат солнца).
Обстоятельство места с горы разъединяет подлежащее и сказуемое, что делает данную стихотворную строку соразмерной с остальными. Иначе говоря, перед нами пример версификационной функции инверсии.
Иная функция в том же стихотворении у инверсии обстоятельства времени:
Не тот удел светилу
Дней смертного сужден:
Погас ли – в тьму унылу
Навек он погружен (В.К. Закат солнца).
Перед нами ситуация, когда инверсия в тексте выполняет эмоционально-экспрессивную функцию. Слово навек поэт эмфатически выделяет, вынося его на первую позицию, тем самым показывая степень трагичности описываемой ситуации.
Основная функция инверсии определения в сохранении рифмы и размера стихотворных строчек, то есть версификация текста:
Небо светлое покрылось
Мрачным саваном нощным (В.К. Приближение грозы).
Встречаются также примеры, когда такие инверсии выполняют только эстетическую функцию:
Любовь моя воспламенилась,
Душа на языке была (В.К. Вздох).
Когда перестановка определения из инверсированной позиции в позицию, определяемую правильным порядком слов, не несёт в себе каких-либо ритмико-мелодических изменений, то почти всегда мы будем иметь дело с эстетической функцией инверсии. Происхождение данной функции вероятнее всего связано с употреблением художественных приёмов, которые поэты использовали для поддержания ритмического строя лирического произведения: постоянное использование средств версификации определило художественный стиль, следование которому придавало стихотворениям более поэтичный вид, делая их эстетически более приемлемыми для выражения мысли и формы определённой литературной эпохи.
Инверсия главных членов представлена в нашем материале десятью примерами, в большинстве из них подлежащее стоит в постпозиции по отношению к сказуемому.
Данный тип инверсии часто выполняет в тексте эмфатические функции, как например, смысловую функцию в стихотворении «Осень», которую несёт в себе сказуемое увял:
Почто ж так осень свирепеет
И градом томну землю бьет?
Природа без того мертвеет:
Давно увял уж розы цвет (В.К. Осень).
Или подлежащее ковёр, поставленное в препозицию к именному сказуемому готов:
От бури, от дождя, от града
Он был надежный мне покров;
И мягче шелковых ковров
В тени, где стлалася прохлада,
Под ним ковер мне был готов (В.К. В память береста).
Сравним инверсии в творчестве В.В. Капниста с инверсиями И.И. Дмитриева. У него тоже преобладают инверсированные дополнения, но, в отличие от предыдущего автора, выделяются ещё и инверсии определения (см. Таблица 1).
Инверсия дополнения, особенно когда этот член предложения находится в начале стиха, выполняет эмфатические функции, например смысловую:
Всех цветочков боле
Розу я любил;
Ею только в поле
Взор мой веселил (И.Д. «Всех цветочков боле…»).
Во втором стихе выделяется предмет, которому посвящено всё стихотворение; когда происходит эмфаза текстового отрезка, имеющего непосредственное отношение к теме, проблеме и идеи художественного текста, можно однозначно говорить о его смысловой функции. Также этот пример инверсии выполняет эстетическую функцию в стихе, поскольку заметна разница в сравнении со стилистически нейтральным ‘я любил розу’.
Обстоятельства, в отличие от дополнений, не несут особую смысловую значимость и выполняют чаще всего версификационную функцию:
Я падаю к твоим с признанием ногам,
А ты моим словам
С холодностью внимаешь!
(И.Д. «О выгодах быть любовницею стихотворца»).
Но встречаются также примеры, когда инверсии этого типа выполняют эмфатическую смысловую функцию:
Душа его из уст летела!
Он пел, а Милолика млела
И воздыхала у окна. (И.Д. Старинная любовь).
Из вышеприведенного примера видно, что инверсия входящего в группу сказуемого обстоятельства призвана дать ясность в понимании художественного тропа олицетворения.
Инверсированные определения как обычно выполняют функцию недопущения нарушения ритма, однако в поэзии Дмитриева можно увидеть примеры, когда они ещё выполняют и смысловую функцию:
Подгорюнившись бы села
На дороге я большой;
Возрыдала б, возопила:
Добры люди! как мне быть? (И.Д. «Ах! когда б я прежде знала…»).
Во втором стихе, как мы видим, определение большой поставлено в конец, что интонационно выделяет его среди других слов. Сделано это не случайно, ибо образ дороги (большой дороги) часто символизирует жизненный путь как конкретного человека, так и народа или страны в целом; это один из излюбленных образов в русской литературе, он многократно встречается в творчестве Н.В. Гоголя, М.Ю. Лермонтова, Н.А. Некрасова и других русских поэтов и прозаиков.
В творчестве И.И. Дмитриева мы также можем найти случаи, когда инверсия определения имеет эстетическое значение:
При песнях юности беспечной и веселой,
Просящей от небес вина и жатвы зрелой!
Услышьте, боги, наш сердечный, кроткий глас
И скудные дары не презрите от нас!
(И.Д. «Пускай кто многими землями обладает…»).
Если перестановка определений в первом стихе диктуется необходимостью сохранения ямба, то во втором такая функция не выделяется.
Основная функция инверсии главных членов в лирике Дмитриева обнаруживается в построении формы стиха:
Когда войны погаснет пламень,
Быть может, что младый герой,
Спеша ко мне, увидит камень,
Не омочен ничьей слезой (И.Д. К лире).
Здесь видно, что в случае прямого порядка подлежащее пламень следовало бы поставить перед дополнением войны (потому-то здесь и выделяется инверсия главных членов), однако стих от этой перестановки теряет всякую художественную привлекательность.
Находятся ещё случаи эмфатической перестановки подлежащего:
Пусть памятник тебя возвеселит другой (И.Д. Две гробницы).
В целом функция инверсии главных членов в стихотворениях И.И. Дмитриева заключается в сохранении определённого размера и ритма.
Таким образом, типы инверсии по синтаксической природе её компонентов в творчестве В.В. Капниста и И.И. Дмитриева, помимо относительного сходства в процентном соотношении конкретных видов, имеют некоторые сходства ещё и в функциональном плане. Так, инверсии определения, обстоятельства и главных членов выполняют в основном версификационную функцию. Отличие наблюдается только в случае с инверсией дополнения: если в поэзии В.В. Капниста основная функция инверсий дополнения – это версификация, то у И.И. Дмитриева, перестановка данного синтаксического члена происходит больше с целью эмфатического выделения.
