По составу инверсии делятся на сложные и простые. Первые отличаются от вторых более сложной внутренней организацией: в состав одной единицы входят два или более инверсируемых члена, зависимых от главного, который остается на исходной позиции. В лирике В.В. Капниста и И.И. Дмитриева общее количество сложных инверсий заметно уступает простым; в то же время, если сравнить особенности поэтического языка обоих авторов, то обнаружим, что у Дмитриева количество сложных незначительно преобладает в сравнении с Капнистом (см. Таблица 2).
Таблица 2.
В.В. Капнист И.И. Дмитриев Простые 86 82 Сложные 14 18
В поэзии В.В. Капниста инверсия дополнения часто сопровождается инверсией обстоятельства:
Но меж твоих орудий лести
Из всех приманчивей — хвала:
Ах! сколько, под личиной чести,
Она юродства в мир ввела (В.К. Славолюбие).
Здесь мы видим, как инверсируются дополнение юродства и обстоятельство в мир, которые оба зависят от сказуемого ввела; так как эта перестановка включает в себя явную эмфазу, не нарушает ритмического строя и не несёт в себе смысла относительно конкретного произведения, то однозначно можно сказать, что эта сложная инверсия выполняет эстетическую и эмоционально-экспрессивную функции.
Встречаются у поэта и примеры инверсий, в которых один элемент зависит от другого зависимого инверсированного элемента. Приведем пример:
Из века в век сей звук прольется.
Державин, нет! Всежруща тлень
К венкам твоим не прикоснется,
Пока светящий смертным день (В.К. На тленность).
В данном случае относящиеся к сказуемому не прикоснется дополнение венкам управляет определением твоим, которое стоит к нему в постпозиции, что не соответствует прямому порядку слов, но придаёт стиху более мелодичный, поэтический вид.
Также поэт ожидаемо не обошелся без инверсий, осложненными однородными членами. Мы можем встретить примеры с инверсий однородных определений:
Здесь берест древний, величавый,
Тягча береговый утес,
Стоял, как патриарх древес:
Краса он был и честь дубравы,
Над коею чело вознес (В.К. В память береста).
Есть случаи, когда переставляются однородные подлежащие, например, в стихотворении «Осень»:
В дубраве грозна буря воет,
Крутится вихрем дождь и град.
С горы стремясь, долину роет
Ревущий, быстрый водопад (В.К. Осень).
С функциональной точки зрения, в данном случае инверсии однородных членов участвуют как в стилизации стихотворения (первый пример), так и в сохранении его строя (второй пример).
Перестановка дополнения и подлежащего по отношению к сказуемому нередко выполняет две разных по типу функции: например, эмфатическую эмоционально-экспрессивную и версификационную:
Героев славила вселенна,
Но славы глас замолк в веках;
Хвала, на камнях иссеченна,
И обелиски – пали в прах (В.К. «Святый восторг благотворенья!..»).
Здесь отмечаем инверсию дополнения героев и инверсию подлежащего вселенна.
Редкий случай в поэзии В.В. Капниста, когда появляются трехсложные инверсии, как в следующем примере:
Ах! пойду рассею скуку
По лесочкам, по лугам,
Тайную, сердечну муку
Эхам томным передам (В.К. Скромное признание в любви).
В препозиции к глаголу стоят дополнение муку и обстоятельство эхам, от которого, в свою очередь, зависит определение томным, поставленное в постпозицию. То есть перед нами пример трехсложной, или трехчастной инверсии дополнения, обстоятельства и определения.
В лирике И.И. Дмитриева имеются почти все разновидности сложных инверсий, которые были найдены в поэзии В.В. Капниста, к примеру, одновременная перестановка подлежащего и дополнения:
Дай собой налюбоваться,
Мила крошечка моя!
С завистью, могу признаться,
На тебя взираю я (И.Д. К младенцу).
Сложные инверсии чаще других выполняют в тексте единственную функцию версификации стиха. В данном примере такой функции не наблюдаем вовсе; нейтральный и прямой вариант я на тебя взираю вполне вписывается в соответствующий размер. Здесь же наблюдается эмфаза (выделение начального на тебя) и приём стилизации, зависимый от эстетических предпочтений автора.
Обычными для лирики Дмитриева являются случаи перестановки однородных определений, которые с функциональной точки зрения почти всегда схожи с простыми инверсиями определения:
При песнях юности беспечной и веселой,
Просящей от небес вина и жатвы зрелой!
Услышьте, боги, наш сердечный, кроткий глас
И скудные дары не презрите от нас!
Первоначальный дар, вам, боги, посвященный;
Простейший был сосуд, из глины сотворенный
(И.Д. Элегия. Подражание Тибуллу).
Кроме того, отмечается несколько примеров сложных инверсий с зависимым определением по отношению к инверсированному дополнению, как например в следующем стихотворении:
Разве милого другого
Не найдешь из пастушков?
Выбирай себе любого,
Всяк тебя любить готов (И.Д. «Что с тобою, ангел, стало?..»).
Здесь, ввиду того что предложение является вопросительным, интонационный центр его находится в начале, где собственно и расположился инверсированный член. Значит, здесь мы имеем дело с эмфатической функцией, которая проявляется в своём экспрессивном значении.
В отличие от В.В. Капниста, в творчестве И.И. Дмитриева есть примеры однородных дополнений:
Ты спокойно почиваешь
И ниже во кратком сне
Грусти, горести не знаешь,
День и ночь знакомых мне (И.Д. К младенцу).
Случаи с одновременной инверсией обстоятельств:
С нежной ветки на другую
Перепархивает он
И подружку дорогую
Ждет к себе со всех сторон (И.Д. «Стонет сизый голубочек…»)
А также сложные инверсии с перестановкой обстоятельства и определения, которое относится к этому обстоятельству:
Я о родительском богатстве не тужу;
Беспечно дней моих остаток провожу;
Работаю, смеюсь, иль с музами играю,
Или под тению древесной отдыхаю,
Которая меня прохладою дарит (И.Д. Подражание Тибуллу).
Здесь важно обозначить, какие функции у нарушения обычного порядка слов в этих примерах.
В первом примере прямой порядок явно подразумевает нарушение ямбического метра, значит, с формальной стороны мы наблюдаем функцию построения лирического текста. Функций, связанных с эмфазой, здесь нет, потому что интонационный центр в этой строке расположился в конце.
Во втором случае мы видим расположение вначале неделимого компонента, включающего предложно-падежное сочетание двух обстоятельств с целью сохранения поэтической художественной формы; иначе говоря, перед нами инверсия в эстетической функции.
В третьем примере прямой порядок отдыхаю под древесной тению никак не соотносится с размером, выбранным автором; более того, он не соотносится с поэтической формой в принципе. Из этого можно заключить, что версификация и эстетическая функция друг другу не противостоят и не противоречат, а могут проявляться единовременно. При филологическом же анализе в таком примере следует выделять проявление функции построения стихотворной сроки, ибо эта функция первична по отношению к производной от неё эстетической.
Таким образом, в стихотворениях обоих авторов имеются идентичные по структуре виды сложных инверсий. Сюда относятся инверсии дополнения и обстоятельства, инверсии дополнения и определения, инверсии подлежащего и дополнения, однородные инверсии определения и подлежащего. В то же время у обоих авторов есть свои, индивидуально-авторские типы создания сложных инверсий, не встречающиеся у другого, общее количество которых тоже нельзя назвать незначительным пластом выразительных средств. Думается, что сложные инверсии носят в большей степени индивидуально авторский характер и не очень явно характеризуют литературное направление.
