Теорию и эстетику предромантической поэтики питали в значительной степени философские идеи Ж.-Ж. Руссо и И.Г. Гердера. Русские предромантики, будучи знакомы с трудами европейских философов, с предромантической литературой Запада, отнюдь не усваивали готовых идей, они самостоятельно подходили к тому же кругу проблем и узнавали себя в тех эстетических исканиях, которыми характеризовалась общественная и философская мысль второй половины XVIII века. Они развивали ее, порой полемизировали, а иногда шли дальше в своих теоретических суждениях, ибо на базе просветительства как в Европе, так и в России происходило формирование типологически и генетически связанных идей. Учение Руссо отвечало на вопросы, выдвинутые русской действительностью.
Ю.М. Лотман справедливо отмечал, что «глубина и длительность влияния идей Руссо на деятелей русской культуры не была случайностью <…>. Антитеза существующего несправедливого общества и прекрасного естественного порядка, свободы человека и рабства подданного, отвращение от культурного прогресса, промышленного развития, разделения труда как неизбежных спутников угнетения, гневное осуждение сословных предрассудков и сословной культуры, внимание к человеческой личности – все эти идеи были близки демократической культуре государства, в котором борьба с крепостным правом и его порождениями оставалась самой живой, актуальной задачей в течение длительного времени» В его сочинениях усматривали оппозиционность по отношению к просветительству («Рассуждение по вопросу: способствовало ли возрождение наук и искусств очищению нравов?») и в связи с этим активно обсуждали в предромантизме идею «естественного» человека («Рассуждение о происхождении и основаниях неравенства между людьми»). Руссо считал, что человек от природы невинен и добр, а цивилизация его испортила. Науки и искусства не служат исправлению нравов, более того, они умножают пороки. Собственность, власть, господство произвола породили неравенство среди людей, науки его усугубляют, поскольку тренируют ум человека, который становится все хуже. Руссо доказывает это путем сопоставления наблюдающегося расцвета наук с развращенным состоянием современного общества. Пороки и противоестественные наклонности людей являются результатом отхода человека от природы и от первобытной добродетельной жизни. Сильны только те народы, которые жили в «естественном» состоянии, просто, добродетельно, сурово и бедно. Провозглашая идею «естественного» человека, раскрепощенного от оков ложной цивилизации и вернувшегося в свое первобытное состояние, Руссо выдвигает культ природы. «Поскольку предполагается, что все необходимое для счастья человек – сын природы – получает от природы, а дальнейшая жизнь приносит ему лишь искажения и несчастья, то движение к счастью приобретает характер возврата: для человека – к естественному состоянию детства, для человечества – к естественным условиям общежития» 1 Художественные произведения Руссо привлекали чувствительностью, обостренным вниманием к своему «я». «Сердечное воображение», лирическая меланхолия, конфликтность внутреннего человека и его отношений с внешней средой – все это свойственно героям Руссо. Созвучными для русских читателей рубежа веков оказались критика современного общества, социальной несправедливости, внимание к народу и жизни простых поселян. Через школу «руссоизма» прошел И.Г. Гердер. Ему оказалась близкой критика Руссо сословной цивилизации, его учение о природе и человеке. Идея народности, провозглашаемая Гердером, обнаружение в литературе «духа народа», собирание им фольклора содействовали пересмотру отношения к национальным литературам, к их народным, фольклорным истокам. В своих теоретических обобщениях он развивает теорию Юнга о самобытности путей национальных литератур. Исходя из исторической концепции развития литературы, Гердер доказывает мертвенность всякого подражания. Гердер был одним из основоположников исторического мышления. Предваряя достижения романтиков в понимании закономерностей истории, он считает средние века таким же необходимым звеном, как и другие ступени в развитии человечества. В своих трудах он пытается создать универсальную историю всех веков и народов, раскрыв национальное своеобразие каждого из них. Особую ценность представляет стремление Гердера доказать равенство всех народов – «диких» и «цивилизованных», господствующих и угнетенных. Гердер почувствовал диалектику истории. Сравнение эпох привело его к мысли о роли традиции в человеческой культуре. Для него традиция – не подражание и не простая преемственность, она активна, конкретна, это «созидающая традиция». В России творчество Гердера стало известно еще при жизни писателя, о чем свидетельствуют письма Н.М. Карамзина, его высказывания в «Письмах русского путешественника», ссылки на Гердера в «Путешествии из Петербурга в Москву» А.Н. Радищева. Русских писателей периода предромантизма привлекали его исторические идеи, гуманизм, открытие народной поэзии, проблемы национальной самобытности литературы, поставленные и глубоко раскрытые немецким писателем и философом. Процесс научного освоения идей Гердера в России протекал интенсивно, особенно в области собирания и изучения народного творчества. Имеется в виду деятельность кружка Н.А. Львова, «Вольного общества любителей словесности, наук и художеств», работы А.Х. Востокова, Н.А. Цертелева, а затем П.В. Киреевского, И.И. Срезневского. С Гердером связывалось распространение восточной тематики в произведениях русской литературы, процесс творческого освоения Оссиана, Шекспира. «Народность» в художественном сознании предромантизма – явление специфичное, первоначальный смысл этой эстетической категории – «национальное», «индивидуальное». Писатели отталкивались от классицистических представлений о подражательной сущности искусства, поднимали вопрос об отношении русской культуры и национальной истории к культурному опыту других народов. Античная литература, отразившая, по мнению классицистов, раз и навсегда данный идеал красоты и гармонии, воспринималась как образцовая. Пересмотр отношения к ней мог возникнуть только с зарождением исторического мышления, и он совпадает с периодом предромантизма. Русские предромантики заявляли о своем отказе от античных сюжетов и мифологии древних греков и римлян. Не желаю в мифологии Черпать дивных, странных вымыслов… Мы не верим, чтобы бог Сатурн Мог любезного родителя Превратить в урода жалкого; Чтобы Леды были курицы И несли весною яйца; Чтобы Поллуксы с Еленами Родились от белых лебедей 1, – пишет Н.М. Карамзин во вступлении к богатырской поэме «Илья Муромец». Традиционное обращение к музам как источнику вдохновения заменяется обращением к «русскому духу». На смену лире приходят русские музыкальные инструменты гудок, гремушка, гусли, античным божествам – славянские Лель, Зимцерла, Лада, Дид и др. Вопрос о национальной, северной мифологии становится частью общей проблемы народности в литературе. Поэты получали необходимую им информацию из трудов по славянской мифологии М.Д. Чулкова, М.И. Попова, Г.А. Глинки, А.С. Кайсарова. Русские предромантики не только ввели в художественную литературу славянскую мифологию, но и очень скоро нашли национальный образ-символ певца древней эпохи. Если в Шотландии «северным Гомером» был объявлен Оссиан, то в России с именем Гомера соотносится Боян. Его образ впервые появляется в предромантической поэме. Во вступлении к пятой главе «Бахарианы» М.М. Херасков оттесняет древнегреческого поэта и шотландского барда образом Бояна: Вот для нас достойный образец, Как дела героев воспевать; Важный в нем Гомер и Осиян С Ломоносовым сливаются; А Боян еще важнее был, Песнопевцем прославляемый, Соколам уподобляемый 1 С этого времени имя Бояна становится символом национальной поэзии, а «Слово о полку Игореве» – свидетельством высокого уровня культуры древней Руси. Греческая поэзия теперь не является единственным образцом искусства. Она признается совершенной только для своего времени и воспринимается как пройденная ступень в развитии культуры. Размышления предромантиков о древней и новой поэзии приводят к противопоставлению литературного творчества народной поэзии, которое складывается в антитезу: письменная поэзия определяется как явление искусственное, рациональное, создающееся по правилам, народная поэзия – как естественное, не знающее теории выражение души и сердца. На рубеже XVIII–XIX веков появляются немало специальных работ о русской народной поэзии, которая служила источником национального в искусстве. Повышенное внимание к народной поэзии проявляется как в накоплении фактического материала, так и в теоретическом его осмыслении. Стихия фольклоризма захватила прежде всего два жанра – поэму и песню. В журналах и альманахах начала XIX века появляется большое количество оригинальных и переводных статей о народных обрядах, обычаях, описания народных праздников, тексты народных песен, статьи об их особенностях. В 1804 году выходят критические описания национальной мифологии, принадлежавшие Г.А. Глинке, А.С. Кайсарову. К 1804 году относится выход из печати сборника былин Кирши Данилова. С этого времени приступает к собиранию памятников народного творчества А.Х. Востоков, в 1806 году состоялось новое издание сборника песен Н.А. Львова, в 1809-м вышли «Русское национальное песнопение» М.Н. Макарова и «Рассуждение о древней русской словесности» Н.Ф. Грамматина. Русские предромантики были едины в своем стремлении создать национально-самобытную литературу, видя источник ее обновления в народном творчестве. Их теоретические суждения были своевременны и новы. Но общие эстетические установки различно реализовались в поэмах. В одних случаях фольклор привлекал формой, в других – интересовал с этнографической стороны, в третьих – способствовал раскрытию национального характера. В целом же намечен подход к историческому осмыслению фольклора и литературы. Предромантическая поэтика свидетельствовала о смене типа исторического мышления: писатели стали осознавать, что значение той или иной культурной эпохи определяется не ее универсальностью, а индивидуальным своеобразием, неповторимыми условиями своего времени. Поиски национальной основы в литературном творчестве и суждения писателей о самобытности наций, их культурных ценностей говорили о достаточно глубоком для того времени освоении проблем историзма и широком диапазоне художественных явлений, связанных с ним. Предромантики «открыли» средние века как значимую ступень в развитии человечества, пришли к изучению индивидуальной культуры каждого народа, проявили интерес к северной мифологии, к восточной поэзии, к русскому народнопоэтическому творчеству. Они не стремились создавать в своих произведениях конкретные, объективные картины прошлого, не видели свою цель в том, чтобы проникнуть в социально-исторический механизм развития общества, но осознали, что ни одна ступень истории человечества не может рассматриваться просто как средство для достижения следующей. Изображение не исторического процесса, а лишь отдельных сцен истории, не объяснение событий, а любование стариной характеризуют предромантический историзм художественного сознания. Предромантизм поэтизировал средневековье, искал идеалы в прошлом своего народа, воспевал героику богатырских подвигов. Но трактовка проблемы героического еще очень узка, действие чаще развивается по линии романической. Что касается собственно эстетических основ предромантической поэзии, то они утверждаются в борьбе с классицизмом и его теорией творчества «по правилам». В творчестве предромантиков утверждается мысль о свободе творчества, не стесненного рамками теории. Разумному как эстетической категории классицизма противопоставляется «чародейство красных вымыслов» (Карамзин), воображение берет приоритет над разумом. Отказ предромантиков от правил искусства не означал, что они их не вырабатывали. Каковы же они? Прежде всего – обращение к национальным источникам вдохновения: фольклору и древнерусской литературе. Совершается пересмотр другого важнейшего требования классицизма – «чистоты» поэтических родов (эпический сюжет наполняется лирическим содержанием). Стремясь вывести искусство из-под контроля разума, поэты утверждают право на изображение «неразумного», поэтому обращаются к легенде, сказке, преданию, суеверию. В числе новых эстетических понятий следует назвать не только «живописное», «готическое», «романтическое» (В.М. Жирмунский), но и «таинственное», «чудесное», ставшие составными элементами художественного воспроизведения средневекового быта и верований человека. Отвергаются классические определения объективных признаков красоты – пропорция, целесообразность, совершенство, поскольку оценивать их можно при участии разума, а красота воспринимается чувствами. Главным в оценке явлений литературы становится критерий гениальности, а понятие «народность» как национальная определенность искусства обретает статус оценочной эстетической и историко-критической категории. В русской литературе рубежа XVIII–XIX веков предромантизм явился не только результатом европейского влияния, но отражением происходивших в русском общественном и идейно-философском сознании существенных перемен. В первую очередь эти перемены касались формирования новой концепции человека, отличной не только от той, что определяла миро-воззрение в середине XVIII века, но и сложившейся в западноевропейском предромантизме. Изучая вопросы концепции мира и человека в европейском предромантизме, М.Б. Ладыгин писал о противоречивости мировоззрения писателей. Эта противоречивость обусловливалась рядом исторических (общественно-политической обстановкой буржуазных революций и антибуржуазного движения) и гносеологических (интуитивным постижением диалектики противоречий, лежащих в основании жизни) причин 1 Человек европейскими предромантиками показан действующим, непокорным, бунтующим, его страсти – приводящими к нарушению законов нравственности. Он ищет разрешения противоречий мира, обращаясь к силам зла, в результате чего погибает сам или теряет близких людей. Место положительного героя в произведениях занимает трагический злодей 2 В то же время человек понят как представитель определенной культуры, несущий печать своего времени, но отражает также и мироощущение предромантика-автора, живущего в XVIII веке. Важнейшими эстетическими категориями, средствами которых создавался образ человека, воссоздавалась картина мира и «реконструировалось» прошлое, стали «фантастическое» и «ужасное» 3 В литературе русского предромантизма пессимистическая концепция мира и человека не нашла своего воплощения. Представление о человеке базировалось на просветительской картине гармоничного мира, в котором красота и добро мыслились в единстве, определяемом естественным господством разума над чувствами. Именно в неумении властвовать своими чувствами видели просветители, в частности Шефтсбери, причины человеческой развращенности и, в конечном счете, мировой дисгармонии 4 В русской литературе просветительская концепция мира в значительной степени была трансформирована в общем критическим отношением русского человека к умозрительности теоретического знания. Подчинение страсти рассудку осознавалось как нечто искусственное, противо-речащее самой природе человека. Пришло понимание того, что человек не должен отказываться от страстей, но сами страсти могут и должны быть согласны с духовной сущностью человека, а не противоречить им.
