Освещение военных конфликтов в 2000-е.
Террористический акт на Дубровке
23 октября 2002 года эфиры главных телеканалов были прерваны срочным сообщением о том, что во время мюзикла «Норд-Ост» в ДК на Дубровке неизвестные захватили в заложники всех, кто на тот момент находился в здании. Сразу же большое количество журналистов устремилось к месту происшествия. Все телеканалы и печатные издания пытались узнать как можно больше подробностей этого дела, однако, информация была крайне скудной и собирали ее буквально по крупицам. Осложняло ситуацию то, что террористы были прекрасно осведомлены обо всем, что говорилось и показывалось по телевидению. В связи с этим Министерству печати даже пришлось напомнить репортерам о законодательных нормах, которые должны быть соблюдены в борьбе с терроризмом:
«Минпечати России «считает недопустимым предоставление некоторыми средствами массовой информации, включая радиостанцию «Эхо Москвы», эфира членам террористических групп».
При этом в министерстве подчеркнули, что распространение информации, раскрывающей, в частности, специальные технические приемы и тактику проведения контртеррористической операции, является нарушением действующего законодательства и влечет установленную законом ответственность». (http://www.1tv.ru/news/crime/141285)
Постепенно начинали поступать сведения о том, что происходит. Из здания сбежало несколько человек, другие смогли дозвониться родным или в службу спасения, и от них удалось узнать некоторые подробности. Информация по телеканалам шла непрерывно, все хотели знать, что происходит. На месте оказались депутаты, известные в стране люди: певцы, артисты, деятели шоу-бизнеса. Если от депутатов особой помощи в освещении событий добиться не получилось, то артисты все же смогли дать более развернутые комментарии. Вот что сказал Александр Цекало – руководитель проекта «Норд-Ост» репортеру первого канала:
«Как минимум, там тысяча человек внутри. Я позвонил Георгию Васильеву на мобильный, он снял трубку, но говорить не мог. И я слышал речь, похожую на… Не хочется разжигать национальную рознь, но похожую на какой-то кавказский язык». (http://www.1tv.ru/news/crime/111330)
Так зрители узнали о том, что захватили заложников чеченские боевики. Кроме того, появилось представление о том, сколько людей удерживают террористы. Журналисты сразу же сделали предположение, что к захвату причастна группировка Мовсара Бараева. В целом, недостаток информации и невозможность озвучивать всё, что происходило, повлияли на то, как освещался теракт. Можно сказать, что СМИ в тот момент не следовали важнейшим принципам профессиональной этики, в частности, в том, что касается достоверности информации, которую озвучивали журналисты в эфире. Кроме того, нельзя забывать о роли средств массовой информации в противодействии разного рода экстремизму, о чем забыли многие репортеры, в своем стремлении дать как можно более полную и исчерпывающую информацию о событиях на Дубровке. Зазвучали слова «шахид», «джихад», «боевики», «смертники». Те слова, которые как код от замка, от двери, за которой прячется межнациональная и межконфессиональная ненависть. Вот, что сказал Михаил Леонтьев в программе «Однако» в эфире Первого канала:
«Шахид погиб, не успев выпустить бутылку коньяка из рук. Странные такие шахиды, что, в общем, все более заметно было в процессе. Слишком много суеты, амбиций, куража для людей, готовящихся к встрече с Аллахом». (http://www.1tv.ru/news/leontiev/116915)
При этом огромная роль была отведена именно телевидению, поскольку у него есть возможность практически моментальной передачи информации, чего пресса лишена. Однако, и газеты не остались в стороне, хотя большая часть материалов была опубликована уже после освобождения заложников.
«Он поступил в четком соответствии с инструкцией, подошел и крикнул: «Кобзон!» Тогда Иосифу Давыдовичу позволили войти. На первом этаже его не встретили. Он поднялся на второй, где его ждали несколько боевиков в масках и с оружием. Один из них снял черную маску, оказавшись молодым человеком лет 24-25, и заявил: «Мы смертники» («Московский комсомолец», 26.10.2002). Простота повествования соответствует тому напряжению, которое чувствовали в тот момент все жители страны, наблюдавшие за развитием событий по телевидению и читавшие статьи в прессе. Всё в эти дни было предельно сжато и остро эмоционально, теракт на Дубровке ошеломил всех.
В материале журнала «Огонек» перед нами встает вся сцена, словно замершая картинка в кино, со всеми звуками, запахами, мельканием лиц и тем самым напряженным ожиданием:
«После первых часов неразберихи – что греха таить, она была, силовики не могли толком скоординироваться, — все выглядит довольно четким; беда в том, что от этого толку нет никакого. Все в параличе. Наше будущее зависит не от нас. У нас в заложниках люди. Дождь о останавливаете, то припускает снова. Холодина, греться негде. Положительный момент в этом только один: разбежались патриоты. В первые два часа патриоты похаживали в толпе и задирали всех брюнетов, а также тех, чье выражение лиц им не нравилось. Рожи у патриотов аж трескались, и разило от них какой-то недавно съеденной едой». («Огонек», 03.11.2002)
26 октября спецслужбы РФ провели операцию по освобождению заложников, которых более двух суток террористы удерживали в здании Театрального центра в Москве. В результате главарь террористов Мовсар Бараев и боевики были убиты. В статьях и репортажах, которые последовали сразу после освобождения заложников, уже нет того уважительного отношения к жертвам и человеческому горю, которое люди вправе были ожидать. Издания стремятся к предельной реалистичности, достоверности, словно хотят напугать еще больше и без того напуганное население:
«Возле фасада здания десятки машин «скорой» с включенными маяками. А из здания начинают выносить трупы заложников и выводить под руки живых. Безвольно болтающиеся руки и ноги, полуголые тела…»
Репортер делится тем, как он спасал оставшихся в живых заложников вместе с врачами. Это описание заставляет читателя переживать довольно неприятные моменты, поскольку оно написано подробно во всех трагичных деталях:
«Мы буквально летим по улицам и мечемся среди лежащих на полу в бессознательном состоянии людей». «И вот – самое страшное. В салоне остаются только трупы…» («Московский комсомолец», 27.10.2002)
После событий на Дубровке многие печатные СМИ еще долго эксплуатировали образ убитой террористки, который был также неоднократно показан по телевидению:
«Откинув голову на спинку красного сиденья, сидит молодая шахидка. Лицо, которое она так тщательно скрывала, открыто. Изо рта вытекла и засохла тонкая струйка крови» [Комсомольская правда, 28.10.2002]. К публикации прилагается фотография с подписью: «Эта террористка-шахидка так и осталась сидеть на втором этаже, в четвертом ряду».
Нужно отметить, что данный снимок был воспроизведен и в последующих двух выпусках «Комсомольской правды», и его публикация была явно направлена на то, чтобы вызвать впечатление неминуемости расплаты. Вместе с тем, подобные наглядные иллюстрации являются ярлыком, который упрощает восприятие события, делает его более понятным, не позволяя усомниться в образах и аргументах.
Ксенофобия – это одно из самых тяжелых и пагубных последствий терроризма для общества. Как показывают исследования, «по данным правозащитников, античеченские настроения, всплеск которых был зафиксирован после «Норд-Оста», постепенно сменяются неприязнью вообще к «нерусским» [Решетников, 2004].
Пятидневная война. Грузия и Южная Осетия
В ночь на 8 августа, когда весь мир ждал открытия летней Олимпиады в Пекине, грузинские подразделения начинают артиллерийский обстрел столицы Южной Осетии – города Цхинвала и прилегающих районов. Выбор даты позже назовут кощунственным, поскольку даже в Античности на время Олимпийских игр прекращались войны. После будет штурм города силами грузинской бронетехники и пехоты. Поскольку большая часть населения Южной Осетии имела российские паспорта, в рамках принуждения к миру Россия присоединилась к Южной Осетии, введя в Цхинвал свои войска. Уже 12 августа война была закончена, а позже был подписан план мирного урегулирования конфликта.
Информационная война, разгоревшаяся на фоне вооруженного столкновения Грузии и Южной Осетии, была сосредоточена главным образом на одном вопросе – кто же агрессор. В этот момент в мировом информационном пространстве Россия осталась в изоляции. Западные СМИ показывали горящие «грузинские города», хотя на этих кадрах была Южная Осетия.
Фоторепортер журнала «Русский репортер» Дмитрий Беляков ходил вместе с осетинскими ополченцами на зачистки грузинских сел. И рассказал в своем репортаже о том, что он там увидел:
«Один из ополченцев миролюбиво предложил избитому воду и кинул натовский паек в зеленой упаковке:
— Made in USA! Жри!
Вонь от лопающихся на жаре трупов была нестерпимой. В некоторых местах Цхинвала от этого смрада слезились глаза. Тела убитых валялись повсюду рядом со сгоревшей техникой. Они превратились в часть пейзажа. Ни них никто не обращал внимания
Цхинвал серьезно разрушен. Нет, его нельзя назвать Сталинградом или Грозным, и серьезно преувеличивают те политики, которые кричат, что город стерли с лица земли. Но за два дня боев выгорели три квартала: все административные здания, ГУВД, мэрия, парламент – всё сгорело». (Русский репортер, №31, 2008)
В этом репортаже он говорит не только о разрушенных зданиях, но и об искалеченных судьбах. Перечисляет людей и то горе, которое им пришлось пережить: у кого-то уничтожено имущество, негде жить, у других погиб сын и муж, у одного мужчины убили дочь-подростка. Ни сами жертвы, ни автор репортажа не пытаются преувеличить того, что произошло, не нужен в такой ситуации драматизм – трагичность того, что случилось, такой силы, что простое описание событий вызывает у читателей сострадание их беде и гнев на того, кто в этом виноват.
В целом настроение российских СМИ в связи с пятидневной войной было похожим: все категорически осуждали войну и возмущались вероломством грузинского лидера Саакашвили, переживали за мирное население и поддерживали решения российского руководства. Уже после конфликта в прессе начнут появляться вопросы к военным, упреки в проигранной информационной войне, а на телевидении появятся специальные репортажи и журналистские расследования. А в момент начала военных действий российские журналисты выступали единым фронтом. Все вспоминали о том, что сказал и чего не говорил грузинский президент, обсуждали его дружбу с американцами, обращались к истории и просили совета экспертов, чтобы оценить ситуацию. Все пять дней, пока велись боевые действия, российские телеканалы постоянно обращались к этой теме, рассказывая не только о том, что делают военные, но и о борьбе информационной. Каждый день на центральных каналах можно было видеть кадры, транслируемые зарубежными каналами и комментарии наших журналистов к ним. Особенно ярко и выпукло конфликт виден на телевидении, но и в печати можно было встретить немало качественных, подробных и непредвзятых репортажей:
«Выдвигаюсь с ними на высоту, где у них наблюдательный пункт, откуда наводятся корректировки для ударов артиллерии. Кто-то из них выдает мне так называемую миротворку (это военная форма российских миротворцев) и повязывает особым образом белые бинты на руки – это такой опознавательный знак «свой-чужой». С горы хорошо просматривается российская подбитая техника, сожженные гражданские машины. А трупы грузинских военных до сих пор не убраны с дороги. Тут даже не знают, что с ними делать: и разлагаться начинают, и трогать никто не хочет…
Под нами село Тбет. Там пусто, ни одного жителя. Кто-то уехал до начала войны, остальных убили. В каждом доме огромная пробоина от танковых орудий. Здание администрации полностью выгоревшее». («Московский комсомолец», 12.08.2008)
По той причине, что Россия была по сути поставлена в положение обороняющейся стороны, а отечественные идеологи не сразу подключились к противоборству, противник получил огромное преимущество. Вместо того, чтобы рассказывать о том, что происходит, нашим СМИ приходилось оправдываться и отвечать на несправедливые обвинения в адрес нашей страны. Здесь нужно отметить важную роль, которую сыграл Russia Today – российский телеканал, вещающий за рубежом. На английском, арабском и испанском языках он рассказывает миру о том, что происходит в России. Кроме того, «партизанские» информационные бои вели русские блоггеры на англоязычных сайтах, раскрывая западному обществу глаза на истинное положение дел в Южной Осетии. Они стали альтернативой однобокому освещению событий официальными СМИ, показав широкие возможности на этом поле. К тому же, многие воспользовались системой микроблоггингов Twitter, и имели возможность делиться последними новостями непосредственно с места событий. Можно сказать, что интернете в эти дни развернулась настоящая кибервойна:
«Конфликт вокруг событий в Южной Осетии перекинулся в Интернет. Сразу несколько грузинских сайтов, в частности, сайт президента республики и интернет-страницы местных новостных агентств, были недоступны в течение нескольких дней. Некоторые из них, как сайт Конституционного суда Грузии, до сих пор не работают, а заглавная страница заменена на фотоколлаж. Недавно такая же участь постигла и другой интернет-ресурс — сайт министерства иностранных дел Грузии, где на начальной странице красуются рядом Михаил Саакашвили и Адольф Гитлер». (Вести.ru)
Можно сказать, что война в Южной Осетии проявила себя как конфликт нового поколения, опыт которого может быть применен агрессивно настроенными по отношению к России политиками. Подобное информационное противостояние показывает, что для победы бывает недостаточно военной силы.
