Балканский полуостров представляет и для России, с точки зрения общей истории и геополитики, значимую область.
Сущность российской позиции в отношении косовского конфликта заключается, в первую очередь, в отказе от так называемой гуманитарной интервенции. Борис Ельцин в своих воспоминаниях дословно говорит: «Нет ничего хуже для международной политики, чем использование международных сил для расправы над какой-либо страной, её населением, её экономикой, её культурой… Принятием подобных правил игры мы рискуем тем, что можем оказаться перед лицом глобального кризиса демократических ценностей. Скоро сила, и только сила, одной страны или группы стран будет решать всё в мире. Вместо психологии общемирового миротворца можно явно наблюдать психологию вышибалы, а в конечном итоге – психологию страны-диктатора… Утверждалось, что права человека стоят над правами отдельных стран. Однако, когда вы нарушаете права страны, то автоматически и грубо нарушаете права её граждан, прежде всего, право на безопасность».
Другими словами Российская Федерация вплоть до начала в феврале 1998 года этнических чисток сербскими полувоенными частями придерживалась позиции, согласно которой стремление Косово получить независимость является внутренним делом Белграда. Ещё до вмешательства международных сил Россия стремилась к мирному решению сербско-косовского конфликта. В июне 1998 года в Москве между Слободаном Милошевичем и Борисом Ельциным была подписана Декларация о мирном урегулировании ситуации в Косово. Согласно этой Декларации Сербия сохраняла свою территориальную целостность, а Косово была предоставлена широкая автономия. Белград также выразил готовность начать переговоры об отправке миссии ОБСЕ в край и восстановлении членства Союзной республики в этой организации. Однако, об уходе сербских специальных частей из Косово договориться не удалось.
Ко всему прочему Москва с самого начала рассматривала бомбардировку Союзной республики как акт агрессии, который осуществлялся без разрешения Совета Безопасности. Первой реакцией была отмена официального визита в США тогдашнего председателя правительства Евгения Примакова, который после получения сообщения о начале нападения от вице-президента Ала Гора отдал приказ развернуть самолёт над Атлантическим океаном и взять курс на Москву. Также Российская Федерация временно прекратила любое сотрудничество с Североатлантическим альянсом. Одновременно в Адриатическое море было отправлено разведывательное судно «Лиман», которое должно было, по мнению американцев, собирать информацию для Союзной республики. Белград также демонстративно потребовал вступления в СНГ и Союзное государство России и Белоруссии.
На российскую позицию в вопросе косовской независимости немалое влияние оказывали и внутригосударственные события. Практически на притяжении всех 90-х гг. территориальная целостность самой России была под угрозой из-за центробежных тенденций в некоторых регионах. В случае Татарстана такие стремления были урегулированы политическим путём. Республика осталась в составе Российской Федерации, однако, получила привилегированное положение среди других субъектов. Наоборот, чеченская попытка обретения независимости вылилась в кровавую войну и была подавлена силой. Это не могло не отразиться на позиции Москвы, потому что если бы она признала право Косово на независимость, республики, мечтающие о государственном суверенитете, могли бы использовать этот шаг в собственных целях. Одновременно, не было бы уверенности в том, что международное сообщество, возглавляемое западными странами, не использовало бы эту ситуацию для давления на Россию. Например, чеченское правительство в изгнании могло быть признано de facto или, в крайнем случае, и de jure официальным представителем Чечни. Далее, нельзя игнорировать тот факт, что практически одновременно с международной интервенцией в Косово началась вторая чеченская война, что исключало какое бы то ни было согласие Москвы с независимостью Косово.
В частности Россия выступала на стороне Сербии. Но из-за слабости «ельцинской» России, она не смогла активно воспротивиться западным странам и оказать своему давнему и традиционному союзнику на Балканах-Сербии адекватную помощь и поддержку. Таким образом Запад получил так называемый green card в своих действиях по всему миру, сначала в Ираке, а потом и в Югославии.
Что касается России то, нужно отметить, что в конце 90-ых годов ХХ века в России был трудный социально-экономический кризис, трудная внутренняя обстановка, характеризующаяся борьбой за власть и отсутствием стратегии национальной безопасности и внешней политики России. Россия во многом зависела от западных кредитов и старалась сотрудничать с Западом, порой идя на решения, которые противоречили ее национальным интересам, и поэтому активно не выступала против действий НАТО в Сербии. Также Россия практически осталась одна: ее бывшие союзники переметнулись в сторону Запада, а некоторые просто рвались в НАТО. Чтобы избежать изоляции, Россия была вынуждена вести четкую и сдержанную позицию в косовском конфликте, однако порой Россия демонстрировала жесткие меры, как в случае с российскими десантниками, которые раньше натовских войск оказались в Косово всего за несколько часов, однако у российских лидеров не хватило решимости закрепить успех, в силу вышеуказанных факторов.
Реакция Российской Федерации на возникновение самостоятельного косовского государства была резко отрицательной. С одной стороны, со ссылкой на Заключительный акт хельсинской конференции от 1975 года, касавшегося IV принципа, гарантировавшего территориальную целостность государства, Хартию ООН и резолюцию 1244, она указывала на противоправность такого решения. С другой стороны, она предупреждала о возможном косовском прецеденте, который может стать причиной роста стремлений у непризнанных государств получить независимость по примеру Косово.
Напротив, можно предположить, что российский отказ признать независимость имеет чисто прагматическую основу. Ещё летом 2007 года профессор Борис Соколов выразил мнение, согласно которому Москва не ориентируется на союз с Сербией, а её главной целью является «попытка выторговать определённые уступки в обмен на неблокирование признания независимости Косово. Прежде всего, речь идёт о согласии ЕС и США считать независимость Косово прецедентом, который, возможно, можно будет применять и в отношении других стран, которые в одностороннем порядке объявили независимость, прежде всего, Абхазии, Южной Осетии, Приднестровья и Нагорного Карабаха. В перспективе к этому прецеденту может относиться и Крым, и северо-восток Эстонии (традиционно считается русскоязычным регионом – прим. автора), и некоторые другие территории. Этим Россия получила бы значительный и совершенно законный инструмент для геополитического давления, с помощью которого она могла бы влиять на соседние страны, с которыми у неё сложились напряжённые отношения.
Вне зависимости от того, как в будущем будет выглядеть карта Балканского полуострова, очевидно, что Российская Федерация здесь обладает незначительным влиянием, которое в ближайшем будущем едва ли увеличится. Полуостров надолго оказался в сфере интересов Европейского Союза и Соединённых Штатов, которые стремятся углублять политическую интеграцию балканских стран в евроатлантическое сообщество. Поэтому, можно предполагать, что для Москвы этот регион скорее будет предметом интереса, прежде всего, с точки зрения глобальных процессов в международных отношениях, как это было до сих пор, чем предметом чётко сформулированного вектора внешней политики.
Подводя итог – сущность российской позиции в отношении урегулировании косовского конфликта заключалась в поддержке территориальной целостности Сербии и в отказе от так называемой гуманитарной интервенции.
