Один из основных вопросов, к которым обращается экспрессивный синтаксис – это вопрос о функциональном значении синтаксических конструкций в художественном тексте. В отечественном языкознании этой проблеме уделялось внимание в работах М. Жирмунского, Ю.М. Лотмана, Б.В. Томашевского, Б.М. Эйхенбаума и др. [Жирмунский 1977; Лотман 1970, 1996; Томашевский 1999; Эйхенбаум 1969]. Рассмотрим некоторые примеры нарушения прямого порядка слов из стихотворений русских поэтов разных эпох с целью описания особенностей функционирования инверсии в поэтической речи. Все примеры, иллюстрирующие поэтические функции нарушенного порядка слов в художественном тексте, найдены нами на электронном ресурсе http://rupoem.ru и дополняют основной корпус эмпирического материала исследования.
Функционирование авторского порядка слов в поэтической речи проявляется в двух аспектах: формальном и содержательном. Если речь идёт о функциях, имеющих отношение непосредственно к содержанию художественного текста, то сюда будут входить такие функции, особенность которых обнаруживается в эмфатическом выделении отрезков текста; и исходя из конечной цели данного художественного приёма, можно выделить следующие функции инверсии:
1. Смысловая функция заключается в выделении конкретных частей текста, которые, по мнению автора, являются определяющими в выражении главной мысли произведения, его идейно-тематического содержания. Например, в стихотворении Ивана Бунина «Канарейка» мы можем наблюдать постановку в препозицию определения золотая, вследствие чего стилистически нейтральное предложение она с горя стала золотая получило следующий вид:
Канарейку из-за моря
Привезли, и вот она
Золотая стала с горя,
Тесной клеткой пленена (И. Бунин. Канарейка).
Автор указывает на то, что птица стала вещью, дорогой и мёртвой, используемой для потехи местной публики. Это автобиографическое стихотворение о тяжелой жизни поэта в эмиграции.
2. Эмоционально-экспрессивная функция, как и смысловая, проявляется в выделении конкретных элементов стиха, однако важным здесь является не смысловое их назначение, а отражение субъективного отношения лирического героя к конкретному предмету или явлению. В пример приведём отрывок из стихотворения Вильгельма Кюхельбекера «Кофе»:
Часто, рифмой утомленный,
Сам я в руку чашку брал
И восторг в себя впивал (В. Кюхельбекер. Кофе).
Мы видим, что лексему восторг автор ставит в препозицию, тем самым выделяя слово, демонстрируя свои восторженные чувства относительно данного напитка.
3. Эстетическая функция, используемая для стилизации художественного произведения, например в стихотворении Е. Баратынского:
Приятель строгий, ты не прав,
Несправедливы толки злые
Друзья веселья и забав,
Мы не повесы записные!
(Е. Баратынский. «Приятель строгий, ты не прав…»),
где перестановка в постпозицию определения злые не несёт в себе ритмико-мелодического значения. Это сделано с целью придать стиху более поэтический вид, поскольку постпозитивное определение есть характерная черта поэзии девятнадцатого столетия.
4. Версификационная функция инверсии проявляется в сохранении ритма, размера и рифмы лирического произведения. Это основная функция, так как она выделяется среди других в количественном отношении и свойственна только поэтическим текстам.
В пример приведём стихотворение Н. Некрасова:
Надрывается сердце от муки,
Плохо верится в силу добра,
Внемля в мире царящие звуки
Барабанов, цепей, топора
(Н. Некрасов. «Надрывается сердце от муки…»).
Перестановка главных членов, которую мы наблюдаем в первом стихе, сделана с целью сохранения поэтического метра, в данном случае дактиля. Если бы здесь сохранялся прямой порядок, то стихотворение было бы написано хореем, а этот поэтический метр чрезвычайно не подходит для высокого стиля лирики мысли.
Основная функция инверсии в поэзии, по мнению некоторых исследователей [Ковтунова 1976; Тавасиева 2002], наблюдается в сохранении стихового ритма; данная речевая фигура служит для «динамической изоляции слов (а тем самым и их смысловой обособленности) и делает более отчетливым стиховой ритм» [Ковтунова 1976: 205–206]. С данным мнением можно согласиться на основании того, что эта функция присуща исключительно поэтическим художественным текстам.
Итак, инверсия синтаксических членов в лирическом тексте выполняет четыре функции: одни выделяются относительно формы стиха, другие – относительно содержания. В большинстве случаев инверсия выполняет одновременно две функции, одну из формальных, другую из содержательных; они, исходя из разного поля деятельности, совершенно не взаимоисключают друг друга и могут действовать одновременно.
В современной научной литературе вопрос классификации инверсии рассматривался как в работах на материале русскоязычных авторов [Ковтунова 1976, 1986; Лютикова 2012; Соловьёва 2008; Циммерлинг 2007], так и на материале германских языков [Арнольд 2002; Мамедов 1984; Мороховский 1984; Онищенко 2010; Титаренко 2012]. На эти работы мы и будем опираться в построении классификации инверсированного порядка слов в языке русской поэзии.
Основное распределение видов инверсии происходит по синтаксической природе компонентов; здесь выделяются инверсии подлежащего, дополнения, обстоятельства и определения.
Инверсия подлежащего уместна в том случае, когда имеет место перестановка темы и ремы и, соответственно, данный грамматический член соотносится с перемещённым компонентом актуального членения:
Встал ветер с запада; седыми облаками
Покрыл небес потухший океан (А. Одоевский. Луна).
В данном примере, как мы можем наблюдать, подлежащее было перемещено автором в постпозицию.
Основные части коммуникативной структуры предложения и стихотворной строки, в частности, определяются исходя из контекста, однако чаще всего эту роль выполняет интонация:
Измотал я безумное тело,
Расточитель дарованных благ,
И стою у ночного предела,
Изнурен, беззащитен и наг (Ф. Соллогуб. Расточитель).
Следующим типом инверсии является перестановка определения, правила её соответствуют правилам порядка слов в словосочетании, когда согласуемые члены ставятся перед определяемыми словами [РГ].
Широко, необозримо,
Грозной тучею сплошной,
Дым за дымом, бездна дыма
Тяготеет над землей (Ф. Тютчев. Пожары).
Здесь прилагательное сплошной ставится в постпозицию по отношению к главному слову тучею.
В лирическом тексте инверсия определения почти всегда используется с целью эмфатического выделения эпитетов:
Уж нет ее, сей веры милой
К твореньям пламенной мечты…
Добыча истине унылой
Призраков прежних красоты (В. Жуковский. Мечты).
Инверсия дополнения имеет место, когда нарушается порядок типа «управляемые члены – после управляющих», в зависимости от способа выражения и передаваемого значения:
Встал ветер с запада; седыми облаками
Покрыл небес потухший океан (А. Одоевский. Луна).
Порядок слов без нарушения был бы здесь следующим: потухший океан небес. Но постановка в препозицию дополнения небес сделало этот стих более подходящим с эстетической точки зрения.
Инверсия обстоятельства наблюдается при нарушении принципа «примыкающие – перед и после главного слова», в зависимости от способа выражения и передаваемого значения:
При луне, когда косую крышу
лижет металлический пожар,
из окна случайного я слышу
сладкий и пронзительный удар (В. Набоков. Окно).
Обстоятельства времени также «переставляются» в стихотворной речи:
Недолго на небе горела
Мне благосклонная звезда (Н. Языков. Воскресенье).
По составу инверсии бывают простые и сложные; первые характеризуются перемещением одного члена предложения; для вторых свойственно перемещение двух или более синтаксических членов.
Так, например, возможно одновременное перемещение дополнения и обстоятельства:
Клянусь моими божествами:
Я непритворно вас зову!
Уж долго грешными стихами
Я занимал свою молву! (Н. Языков. А.А. Воейковой).
Как мы видим, сказуемое занимал относится и к перемещённому в препозицию дополнению стихами и обстоятельству времени долго.
Одновременное перемещение определения и обстоятельства также является примером сложных инверсий:
При луне, когда косую крышу
лижет металлический пожар,
из окна случайного я слышу
сладкий и пронзительный удар (В. Набоков. Окно).
В данном примере инверсия определения относится и к инверсированному дополнению, то есть здесь можно говорить об инверсии в квадрате.
Бывают случаи сложных инверсий с однородными членами, например с однородными обстоятельствами:
Меж морем и небом, на горной вершине
Отважно поставлен бросать по водам
Отрадный, спасительный свет кораблям,
Застигнутым ночью на бурной пучине (Н. Языков. Маяк)
или однородными определениями:
Здесь берест древний, величавый,
Тягча береговый утес,
Стоял, как патриарх древес:
Краса он был и честь дубравы,
Над коею чело вознес (В. Капнист. В память береста).
По месту расположения в синтаксической конструкции выделяют контактные и дистантные инверсии. При контактной инверсии инверсируемый член находится в непосредственной близости к главному, как это можно наблюдать в приведённом ниже примере инверсии дополнения:
Уж солнышко садится
За дальный неба круг,
И тень с горы ложится
На пестровидный луг (В. Капнист. Закат солнца).
Дистантная инверсия наблюдается, когда перенесённый автором определённый синтаксический член расположен на расстоянии, отделяющем его от того члена предложения, от которого он зависит:
Там, в час священных вдохновений,
Внимать я гласу музы мнил,
Мечтой себя там часто льстил,
Что Флакка добродушный гений
Над головой моей парил (В. Капнист. В память береста). Таким образом, классификация инверсии представляет собой организованную схему, в которой типы инверсии определяются по синтаксической природе компонентов, по составу (простые и сложные) и по месту расположения (контактные и дистантные).
